Всё начинается с «если». Всё начинает заканчиваться на «когда». Раскалённая смола капает прямо в душу.

Я закрываю глаза и вижу одно, но когда открываю — совсем иное. Это мой выбор. И он противоречит моим чувствам и моим принципам. Я — идол, повязший в пороке и идиотизме. Такое состояние можно назвать суицидом души:
«Я не готов прыгать с этой крыши, но прыгаю с неё, потому что уже поднялся».

Прыгнуть намного проще, чем спуститься. И я выбираю простой, примитивный животный путь. Так рождается презрение к самому себе. Даже не пытаюсь оправдаться. Уже наплевать.

И вот оно — падение. Нет свиста в ушах, который, как я думал, обычно сопровождает полёт. Лишь самопрезрение и потом пустота. Ещё одна капля смолы обжигает лёгкие. Я падаю в стадо, становлюсь его частью. Истерия, паника, беспокойство… Хаос.

Изо всех сил бегу к водопою. Копыта с грохотом ударяются о землю, и в воздух поднимаются клубы пыли. Мне нужна вода, чтобы смыть позор. И хорошо, если она отравлена, чтобы смыть самого себя.

Если нас не уничтожает кто-то другой, мы делаем это сами, ибо существование не должно быть вечным, как и триумф. Люди, которые горят ярче других, перегорают.

Мой мир не треснул бы, если бы я сам не ударил по нему молотком. Но когда я это сделал, мне показалось этого мало. И я бил изо всей силы, пока он не разлетелся на множество маленьких осколков. Думал, получится тысяча маленьких мирков, но на деле не стало одного большого.

Я был опустошён, и пустота не послужила мне во благо. Вероятно, кому-то она к лицу, и может, даже привносит в жизнь что-то; мы все видели таких людей. But it’s not my cup of tea. Я думаю о другом. Но спутанные мысли стягиваются в узел, как только начинаешь тянуть за одну из нитей.

И всё же у каждого свои ценности. И они имеют странную привычку меняться. Мы считаем, что все мы — дети индиго. Посмотрите вокруг себя. Теперь — внутрь себя… Сравните. Всё окажется одинаковым. В душе, даже скорее в мыслях, мы считаем себя индивидуальными. Но на деле — идентичны. Каждый готов кричать о своей способности сострадать, моральных ценностях, присущих его натуре. Но когда спина коснется каменной стены, станет неумолимо ясно, что мы представляем из себя на самом деле.

Невыносимо, немыслимо страдать одному. Наши души больны. Моя душа больна… Более того, она заразна. Мы все заразны. Разрушение, направленное вовне, обычно достигает пика внутри. По крайней мере, оно начинается именно оттуда. Деструктивность² личности означает, что личность несчастна: она никогда не сможет достигнуть своей цели, либо достигнет её и разрушит сама себя.

И всё же простая истина в том, что не бывает ничего постоянного. Всё когда-нибудь перегорает. Как лампа. Не тешу себя иллюзиями, что открыл что-то новое, но сказать стоило. Можно обманывать себя, а можно жалеть. Но деструктивность возьмёт своё. Любое «если» становится «когда». Это вопрос времени, притом с самого начала. Но никто не хочет об этом думать, так как верят в то, во что хотят; самообман, двуличие и лицемерие. Только это уже никому не нужно. Балом правит мнительность и алчность. Как стая леммингов, что прыгают с утёса или тонут в водоёме. Массовый суицид грызунов… Мы поддаёмся страсти и готовы на многое закрыть глаза. Большую часть времени наши глаза закрыты. А если это и не так, то смотрим мы все совсем в другую сторону. Но кто может подсказать верное направление взгляда? Не знаю. Никто не знает.

Её тело вздрагивает в порыве страсти, она кричит: «Asmodeus, Asmodeus!». И даже если ад существует, то она всё равно туда не попадёт. По крайней мере, не секс станет тому причиной. Не думаю, что Бог может запретить нам им заниматься… Всё что угодно, но только не это. Вероятно, Богу даже нравится наблюдать. Вожделение свойственно всем; в груди, животе и паху каждого горит огонь, а в сердце живёт демон блуда.

«Asmodeus, Asmodeus!» — в ужасе возопим мы. Возможно, люди и вправду больны… Помнить, вот что главное. Окинуть всё это взглядом, разочароваться — очень легко. Лучше бы и не смотреть вовсе. Мы не слепы, мы просто не помним.

Всё начинается с «если». Всё начинает заканчиваться на «когда».