Итак поезд.

Поезд, везущий не туда, куда нужно, если не всем пассажирам, то герою этого рассказа «Пауки-боги» точно. Движение способствует отстранению от реалий бытия и рефлексии… Герой одинок и безвольно послушен этому движению, этому ритму перестука колёс и удара вёсел… (Вёсла, правда, потом не понадобятся автору, но можно вообразить через какую реку плывёт та лодка…).

Подобный приём аллегорий погружения в воспоминания, условно не контролируемые разумом, не укладывающиеся в реальные рамки бытия, самоанализ (по Фрейду), довольно часто используется сегодня авторами литературы, претендующей на обнажение внутреннего мира современника. Вот и герой этого рассказа плывёт по волнам своей памяти в поисках спускового крючка интриги…

И вот паучок… Который в воображении и по утверждению героя (автора), похож на человека.

Пауки-люди.

Люди-пауки.

Паучок равный человеку…

Оригинально или парадоксально?.. Во всяком случае интригует. Пока загадка, обещающая неожиданный ответ…

Персонажи — отправные точки сюжета: бабушка, дуб, вернее пень, с торчащим булыжником, девочка…

Философия безликой бабушки: булыжник — игрушка для дерева.

Философия героя-внука — предмет для заполнения пустоты.

И короткий возврат из тумана фантазий в реальность авторским утверждением о мире, окутанном «саваном смерти, и все мы прекрасно знаем, что жизнь происходит здесь и сейчас, но мысленно пребываем то в прошлом, то в будущем, и крайне редко — в настоящем». С этим утверждением не поспоришь и следуешь далее за автором.

Начинается действо, присущее подобной литературе надумано пугающего одиночества. Туман, поезд в паутине, паук уже не маленький и безобидный, условная девочка (безликая и безымянная) то ли провокатор, то ли олицетворение злодейства, история о дубе (правда самой истории как таковой нет) и сакральный вопрос для автора-героя: «Ты когда-нибудь убивал паука?».

Всё это что-то напоминает из уже виденного или прочитанного. Но автор продолжает ткать свою паутину повествования вокруг дуба, камня, девочки и… паука равного человеку…

А далее следует привычный набор стандартного хоррора, затягивающий повествование и не мотивированный тем, что этому набору ужасов предшествовало. Автор это осознаёт и находит для въедливого читателя наживку: слово-тайну, слово-символ — сортировщики… И герой будет отсортирован… Что это значит — интрига для продолжения чтения.

Хоррор сменяется жестью отношений, поиском виновного в свершённом некогда преступлении (вот она навязчивая причина самокопания) — это девочка из детства. Та самая жестокая, бессердечная, ужасная, страшная и властная (подчинился ведь, хотя не хотел) девочка, которая заставила убить безвинного паука…

А паук — это человек…

А если исходить из названия рассказа, то «Пауки-боги». Значит девочка… Дальше сами додумайте…

Ну, а теперь главное перемешать всё как следует в этакую головоломку для читателя, дезориентировать, сместив привычное в непривычные места: рай, девочка, отправленная вниз, там оказывается, в яме, вырытой пауком; размыть понятие правды, что следует говорить в угоду… И прозрение (спасение) героя: время ещё есть, чтобы определить наказание своему преступлению…

Метафористичность автора и его умение загадывать шарады вне всяких сомнений. Его прочтение «преступления и наказания» оригинально. Но в творчестве каждый творец отвечает на два вопроса ЧТО и КАК. На вопрос КАК автор рассказа отвечает мастерски, используя арсенал литературных приёмов разных жанров. Но при этом он не создаёт свой мир, как классики фантастических или произведений ужасов, он прочитывает и перекладывает по-своему уже прописанное другими, как режиссёр с претензией на новизну ставит известную пьесу. Но владение формой и новизна не являются обещанием прозрения. Да и «ничто не ново под луной»…

Подобная проза на любителя. Она кого-то очаровывает оригинальностью, кого-то поражает парадоксальностью, кого-то увлекает или обманывает многозначительностью недосказанного. Но всё же это игра в литературу, когда образы не обретают плоть и душу, а становятся схемами в фантазийной шараде автора. Что же касается кажущейся новизны, то она недолговечна, ибо строится исключительно на очевидном конструировании загадочности. На нагромождении вопросов без ответов. И читатель этого рассказа должен обладать не менее богатой, чем автор, фантазией, чтобы стать соавтором и так же жить среди вопросов. Но и он в последующем творчестве автора будет ждать ответов, а не получив их, утратит интерес к сочинениям автора.

Автор этого рассказа, несомненно, талантлив. Но всё же хотелось бы ему пожелать находить ответы на самим же поставленные вопросы. Определить своё ЧТО во избежание прокрустова ложа увлечения формой. И не забывать, что читатель должен не только разгадывать головоломку, но и сопереживать.

Второй рассказ «Место» по форме похож на первый. В нём ожидание поезда. Нет движения, есть ожидание и «надежда, главный враг неизвестности» — удачный афоризм. Понятна логика противопоставления: там — движение, здесь тревожный покой. И опять же герой мучим вопросами: тот ли поезд, в том ли направлении… А вместо паука-сортировщика — Дежурный, опять же безликий почти без образный, (но похожий на насекомого), символ. И герою очень хочется попасть на поезд. Но билет… Грехи… (Кстати, к грехам относится и «неправдоглаголание»). В конце концов ни поезда, ни надежды…

Но если поставить этот рассказ перед «Пауки-боги», получится начало традиционного ужастика.

И резюмируя: на мой взгляд автор весьма талантливо играет в литературу, великолепно усвоив технику и технологию создания сочинений модных веяний, но в этих двух рассказах-шарадах я не увидел (не прочёл) индивидуального сокровенного знания автора, способного обогатить или взволновать читателя. Хотя предпосылки к этому есть.