Текст Игоря Озерского состоит из двух рассказов. Первый — это «Пауки-боги». Рассказ занимает чуть меньше половины авторского листа и претендует на цельное произведение.
Несмотря на долгое вступление от имени рассказчика текст сразу начинает, что называется, «цеплять». Но он распадается по структуре.
Для достоверности автор начинает объяснять читателю свой замысел: «Хотелось бы самому создать историю своей жизни, быть одновременно и автором, и героем. Я мог бы выбрать завязку, придумать кульминацию и предсказать конец». Так обычно бывает с начинающими, только пробующими «ходить», авторами. Их «походка» еще неуверенная, покачивающаяся, шаги шаткие. Но вообразите, если вы видите бегуна-атлета, стартующего на школьном стадионе, с костылями, болтающимися подмышками словно крылья, с каской/шлемом, с наколенниками, со скоростью олимпийского чемпиона. Необычное зрелище? Вот и зритель/читатель в недоумении. Он-то приготовился к неумелому слогу, к простыне текста, состоящей из псевдофилософских рассуждений, к ученическим высказываниям. А тут — атлет. Загорелый, мускулистый. Каждое движение — отточенное. Каждый слог и каждое слово — на своем месте.
Тогда почему такой нелепый разбег?
Представьте себе, вам достался в наследство дряхлый домик на краю леса в заброшенной деревне от полузабытой тетушки. Нет, вы тетушку не то чтобы любили, навещали даже. Может в детстве проводили лето в этой избушке, потом тетушку схватил удар. И ее перевезли к вам. И вот за ней надо ухаживать, а домик в запустении. Нет, родственные чувства и чувство порядочности берут верх, и вы нанимаете сиделку, слушаете ворчание жены, что в доме посторонние, вернее пропускаете мимо ушей. Также вы почти не обращаете внимания на шепот тетушки про сокровища, которые «там, подо львом». Тетушка скончалась, а заняться дряхлым домиком все руки не доходят. Да и не верите, что под той клумбой/стулом/под гипсовым львом (предлагайте свои варианты, не будем же, в самом деле, повторять историю фильма «Невероятные приключения итальянцев в России»).
Ну или вдруг вам звонит нотариус и говорит, что вы единственный родственник троюродного прадедушки, которому сто четыре года, живущего в Мельбурне. И вот он позавчера отошел в мир иной. И в наследство вам… тут нотариус выдерживает паузу и начинает минут на десять перечислять полагающиеся вам блага жизни космических масштабов.
Само собой, вы вряд ли ему поверите. И правильно, дедушка окажется четвероюродным. Не из Мельбурна. А из Канберры. И он жив.
Или бабушкой. Не просто же так мы читаем «В белом тумане мне видится дом, он похож на дом бабушки, в котором я проводил лето».
Но действительно готов вам отписать все, чем владеет. И это отнюдь не дырявый ковшик, проткнутый вчера в целях эксперимента сыном-школьником шилом из набора «сделай сам».
Вот автор очень напоминает в данном контексте таких персонажей.
Профессионально отточенный слог, умение вовлечь в сюжет. И как будто не понимание, что с этим всем делать. Как будто неверие до конца, что это происходит с ним. В целях эксперимента (представив себя тем самым школьником, что собирается разделаться с ковшиком) я специально не стала ничего читать про автора, ограничившись исключительно представленными на суд текстами.
Очередной костыль в виде персонажа-рассказчика в поезде (распространенный прием, не так ли? Но не слишком ли долгий разбег для взлета?) — «Мне начинает казаться, что поезд идёт совсем не туда, куда нужно его пассажирам». Поезд превращается в самолет, зачем-то возомнившего себя велосипедом. Иначе как объяснить его долгое катание туда-сюда по взлетной полосе. А ведь самолету положено летать. И он летит, а потом быстро-резко оказывается опять в точке прилета. Как так получилось?
Если принять во внимание, что дальше идет грамотный текст с вовлекаемым сюжетом, можно предположить, что автор — мастер большой прозы. Наверняка у него за спиной не один десяток выпущенных книг с лихо закрученным сюжетом, скорее всего в стиле фэнтези.
Впечатление от «Пауки-боги», будто автор хочет втиснуть великана в кукольную, сделанную из спичечного коробка, кроватку. Вот отсюда и разбег, отсюда и поезд, и рассуждения на отвлеченные темы. Все это бы работало, будь текст объемнее раз в тридцать.
Для короткой прозы, емкого рассказа стоило перечеркнуть все красивые рассуждения и воспоминания и начать бы автору с фразы «А ты когда-нибудь убивал паука»?
Девяносто процентов читателей точно заинтересуются, что же дальше, пытаясь вместе с персонажем вспомнить «своего» паука.
Ведь понятно, что паук может быть как аллегорией, так и фантастической тварью. Но интерес, крючок, спусковой механизм, или что там у автора припасено для читателя, все сработало.
Мы попались, но будто рыбки, не будем трепыхаться, хватая воздух и пытаясь освободиться. Мы попались. Мы рады. Мы на крючке интереса.
Автор поймал нас, заставив включить механизм воспоминания. Тут автор выступает в образе грамотного психолога. А это опять-таки годится для повести, фантастического романа. Но не рассказа. Ввод в текст годится для статьи профи-журналиста, но никак не для того, что ожидает нас дальше.
Поэтому в «вину» автору можно ставить лишь нарушение структуры.
Образ паука изобилует в мифах и легендах Африки (легенда об Анансе) и Японии.
Вспомним греческий миф об Арахне, которую Афина превратила в паука.
Можно пойти дальше, связав арахноидит (болезнь мозга, ведь так похоже на паутину?) с философией. Но нужно ли? Автор вполне способен изобрести свой образ паука, свободного от привязки к совести, от философских воззрений, от отсылок к мифологии.
Завлекательным началом для рассказа будет и «- Бабушка не врёт»! И попробует кто поспорить.
А пока автору стоит самому решить. Строить ли короткий, отсеченный от всего лишнего, с четкой мыслью, рассказ. Или же не идти против ветра, а писать завлекательную (тут иначе и быть не может) прозу в виде фантастического романа.
Автор грамотно создает нужную атмосферу в тексте:
«Всё тот же хриплый шипящий голос, которым вдруг заговорила соседская девочка.
-Ты когда-нибудь убивал паука?
— Ты когда-нибудь убивал паука?
— Ты когда-нибудь убивал…".
Все это действует на подсознание читателя. Ведь у каждого, безусловно, свой паук на своей паутине в углу подсознания. Другое дело, этому пауку чрезвычайно тесно в этой кроватке из спичечных коробков. И пауку, и читателю, и девочке — хочется развернуться.
Для философского рассказа этого все слишком много, да и нужны ли пушечные удары по воробьям? Хотя именно философский открытый финал «но у меня ещё есть время. Столько времени, сколько я захочу» позволяет думать, что перед нами действительно была попытка создания рассказа с философским подтекстом.
Не каждый автор сумеет красиво вывернуть и сделать открытый финал, не каждый автор сможет удержаться в обозначенных рамках. Поэтому может быть стоит оставить «коробковую» кроватку в покое и попытаться взобраться на гору, чтобы поговорить с великаном?
Тесно, очень тесно персонажам на этих страницах. Предательница-подстрекательница девочка, симпатичные (не смотря на свою кровожадность), мастерски описанные пауки, главный герой и другие — просто просятся на большое пространство.
Можно ли с имеющимися вводными данными выстроить композицию для рассказа? Безусловно, можно.
Оставляем рассуждения. Автор и так убедителен. Высушиваем описание. Делаем акцент, к примеру, на совести. Ведь предательство, вопрос выбора, осознание, что главнее и правильнее.
Как может аукнуться поступок, совершенный «просто так» и «ради для» такие истории не оставят читателя равнодушными. И такой рассказ, безусловно, может существовать. Но почему этот текст так и просится на большое пространство?
Может быть, это был спор, может быть, было задание — отправить на конкурс короткого рассказа фантастическое произведение? Можно только догадываться.
Этому автору не нужно доказывать, что он может писать, и писать хорошо. Этот автор может попытаться написать и короткий рассказ. При желании, если позаботиться о структурных правилах написания именно короткой прозы.
Что делать с этим текстом — выбор за автором.
Но читатель, будущий читатель, который просит роман, в основе которого «Пауки-боги», у него уже есть точно.